Simply the best

Доведись кому-нибудь спросить у меня: «Кто твой любимый режиссер?», и я отвечу: «Абдулла Карсакабаев».
Ответ, который еще года два назад в устах любого кинематографиста или сочувствующего интеллигента показался бы мне самому лживым и напыщенным, как речи кандидата в депутаты от партии «Все всем и сразу!» во время предвыборной гонки.
Какой Карсакбаев, о чем вы? Ну Тарантино, Родригес, Чимино, Феллини, Кубрик, Джармуш, наконец, - это да. Кто такой Карсакбаев среди них, кто о нем знает, кому он нужен?
Никто не знает. Никому не нужен.

Так остро проявившаяся у нас тяга к собственной истории очень избирательна: мы помним то, что нам выгодно помнить, не вникая в суть предмета. Мы точно помним, что Абай – это наше все, но уже не помним ничего из этого всего. Наследие великого мыслителя толкуется однобоко, и хуже того – превратно, в результате чего от Абая, непонятого и непринятого эпохой, но ею убитого, остается только бантик «реформатор литературы».

То же и с Карсакбаевым. Формально ему регулярно воздают почести, показывают его фильмы, пишут о нем статьи (замечу, очень комплиментарные). Но при этом все самозабвенно говорят о зеленом, в то время как обсуждать надо теплое.
Догматичная декларативность регулярно появляющихся сентенций проста, как мычание коровы: Карсакбаев, дескать, велик, потому что велик. Точка.
Это очень удобная позиция: всякий раз после упоминания легендарных имен восхищенно закатывать глаза, одобрительно кивать головой и мармеладить что-то вроде «Ну Ходжиков-то гений, не поспоришь». Однако не спорят не потому, что оспаривать положение авторитетов глупо, а потому, что не знают, о чем. Никому не интересна ни гражданская позиция Карсакбаева и того же Ходжикова, ни особенности их творчества. Как ни странно, люди старшего поколения только поощряют такую модель поведения, требуя внимания, но не понимания.

Между тем, Карсакбаев – гениальный национальный режиссер, стоящий в мировом масштабе рядом с Рязановым, Тарковским, Куросавой, Уайлдером, Чимино...
Меня не перестает удивлять его широчайший творческий диапазон. Ему был подвластен любой жанр – от детской комедии до боевика, причем за что бы режиссер на брался, он все делал с блеском, не сдавая ни на йоту своих убждений, ни кинематографичности.

«Меня зовут Кожа» - формально детская комедия, таящая под собой огромный пласт вопросов социального устройства послевоенного Казахстана.

«Тревожное утро» - одна из сильнейших драм, которую я когда-либо видел. Это, если хотите, наш кинематографический «Тихий Дон». Банальная история о борьбе красного командира с басмачом, которых сняли вагон и маленькую тележку, у Карсакбаева превращается в трагедию народа, вынужденного выбирать между коммунистами и баями, в то время как народ хочет выбрать справедливость и покой. Классический васильевский вопрос «ну куда крестьянину податься?» «Тревожное утро» поднимает до нового уровня: выбор есть, но кто волен выбирать?
Не случайно фильм Карсакбаева, как и «Чистое небо» Чухрая положили на полку – для советской власти это было слишком.

«Погоня в степи». Яркий пример голливудского фильма, заштампованного донельзя, - но с как безупречно Карсакбаев отработал все штампы, насколько красиво положил вестерн на казахскую степь! Куча заимствований, но исполнены они с таким блеском, что современным казахским режиссерам остается только нервно теребить «Аррифлекс» в сторонке.

Карсакбаев в кино мог все.
Карсакбаев в жизни имел твердую позицию, которая совершенно не совпадала с генеральной линией.
Карсакбаев – вершина не только в казахстанском, но и в мировом кино.

Я далек от теории всемирного заговора, но когда подавлящее большинство студентов Академии искусств имени Жургенова не знает, что снимал Карсакбаев, поневоле задумаешься. Как человек, отучившийся четыре года в национальной академии на национального же режиссера, может пройти мимо такой величины?
Может быть, кому-то выгодна сегодняшняя декоративная слава наших легендарных кинематографистов? Пока молодежь снисходительно допускает, что Карсакбаев – велик, не вникая в суть вопроса, ничего не случится.
Когда она посмотрит «Тревожное утро», поймет его, и начнет задавать вопросы, утро действительно может стать тревожным.

Но это будет утро нового дня.