Есть только миф

С некоторых пор меня стало раздражать выражение «история рассудит» . История ни черта не рассудит. Более того, история – самая доступная и покладистая из всех великих женщин.

Человек живет настоящим, с надеждой смотрит в будущее, и с пристрастием – в прошлое. Настоящее с будущим изменить можно, но сложно. К тому же все «завтра» рано или поздно станут «вчера». А вот со вчерашним днем уже делай, что угодно - для трансформации прошлого нужно только его, прошлого, наличие. Каким оно там было – неважно. Тут подправим, там подрежем…

Все мы в курсе, что советская историческая наука была очень избирательна и субъективна. Мустафа Шокай ее интересовал только как предатель, алаш-ординцы – как националисты, а Жамбыл – как певец трудового советского народа. Все остальное по большей части оставалось за кадром. Но тоталитарную машину хотя бы можно было понять: при анализе событий она руководствовалась известным принципом «кто не с нами – тот против нас», создавая таким образом историю «чистого коммунизма». Тем более, что алаш-ординцы, как ни крути, убили Амангельды Иманова, а Жамбылу принадлежат строки «Я славлю великий сталинский закон, закон по которому степь плодородит, закон, по которому город цветет..». Мир тогда делился на наших молодцов и не наших подлецов.

Занимательно то, что, пытаясь отречься от наследия советского прошлого, бывшие союзные республики идут все по той же дорожке, только в другую сторону. Так происходит в России, Грузии, Эстонии... Да везде. И мы не исключение. Когда Сергея Бодрова обвинили в том, что его фильм «Чингис-хан» не соответствует исторической действительности, то он задался вопросом, в чем эта действительность заключается. Кто может точно сказать, каким был юный Чингис-хан? Какими были его женщины? А может, великий хан любил сливочное мороженое? Чем дальше от нас те или иные события, тем шире поле для
фантазий. И вот уже Чингисхан объявляется казахом, а чтобы не было скучно, к казахам причисляют и Атиллу, который в Азию вообще никогда не заходил. И жил в то время, когда собственно казахами даже не пахло.

Дальше – больше. Был такой Кожаберген-жырау, информацию о котором сейчас можно достать в любой библиотеке. Кожаберген жил во время казахо-джунгарских войн, сочинял песни и восхвалял подвиги казахских батыров. Если вы наберете его имя в любом поисковике, то он любезно выдаст фразу «Знаменитая песня "Елим-ай", которую неофициально называют казахским гимном, известна в Казахстане всем, но мало кто знает, что ее автор - выдающийся общественный и политический деятель 18 века, батыр, казахский народный акын Кожаберген-жырау Толыбайулы...».
И все бы ничего, вот только не было никакого Кожабергена. Это полностью выдуманный герой, один из ярких примеров мистификации в угоду государственному заказу.

Художник Досбол Касымов, задумавший написать портретную галерею национальных батыров, столкнулся с тем, что информации об их внешнем виде очень мало. А все одномазые зарисовки, что мы привыкли видеть – это плоды творчества разных фантазеров XX века. Поэтому у нас все национальные герои на один манер, с аккуратными узбекскими бородками и лица необщим выражением. Напиши сейчас нового героя в островерхой шапке, назови Таякбай-батыром из рода найман, сочини хорошую легенду – и никто не докажет, что его не было. Потому что никто и доказывать не станет: доморощенные историки ищут собственных великих предков, а настоящие профессионалы, которых осталось всего ничего, сидят втихую по институтам.

Тем временем мифы печатаются уже напропалую, без оглядки на какую-то ни было историческую перспективу.

Яркий пример: недавно одна пожилая кинематографистка выпустила книгу, в которой предстает соратницей Эйзенштейна, советчицей президента и звездой всея планеты. Журналисты тут же подхватили тему, и накидали кучу материалов про забытую знаменитость. Собственно, я тоже повелся, но прозвонил по старым (во всех смыслах) знакомым, чтобы навести справки. Все в один голос заявили, что большей чухни в жизни не читали. Но выступать никто не стал, да и выступи они, я бы не стал писать: автору книги уже совсем много лет, еще случится чего от расстройства. Лет через ...надцать, когда все очевидцы уйдут в мир иной, найдется какой-нибудь репортер, и откопает этот раритет в подвале библиотеки. «А, вон как оно все было!» - скажет он, и побежит в редакцию.

Одним мифом станет больше.

Танцуют всех

В последнее время меня очень часто спрашивают, почему я забросил свой блог. Или почему это я на afftor.kz регулярно выдаю посты, а здесь скоро появится неповторимый аромат нафталина. Что мне сказать…

Afftor – это некая тусовка вроде дискотеки, где каждый танцует, как может, и все друг другу кричат «Таффай, жги!». Весело, в общем. Приходится держать ритм.

А здесь – моя сцена, мои подмостки, где я танцую один. Нелепо или восхитительно – не суть важно. Я построил себе подиум, включил музыку, и отплясываю, пока пляшется. И не пляшу, если не пляшется. Кому интересно – посмотрел, кому безразлично – проходите мимо, я не держу.

Однозначно одно: танцевать хочется все меньше. Музыка не та. Лет пять назад я готов был сбацать румбу по любому поводу, только лишь потому, что сам воздух подначивал к этому. Народ тогда уже стал побогаче, но еще не расстался с мыслью, что от него что-то зависит. Мои собеседники блистали мыслями, как алмазы под направленным светом. Сейчас не блистают. Я даже предположу, что тогда света не было больше. Просто люди верили, что он найдется хотя бы в окошке.

Я бы и сейчас рад пуститься в пляс, но то, что я слышу вокруг себя – это похоронный марш, под который танцевать горазды только зомби.

После выхода вот этого материала мне позвонил его герой и сказал, что у него теперь неприятности с людьми из Астаны.

А после выхода этой статьи мне встретился преподаватель Жургеновки, и сказал: «На хрена ты это напечатал? Теперь нас закроют, как оазис свободомыслия».

Подчеркну: в обоих случаях речь идет о творческих людях, которым рефлексировать и нестандартно мыслить сам Бог велел. Их долго не трогали. Собственно, поэтому я и стал писать о культуре: до недавнего времени она была единственным заповедником, обитатели которого могли нелицеприятно для власти мычать, но их никто не трогал. Ибо, казалось бы, что с лося взять?

Выяснилось, что если даже с лося нечего взять, то его можно приручить к стойлу и кормежке. Особенно если создать вокруг него условия зимы.

Вот отчего не танцуется, вот отчего не пляшется мне.

«Пайковые книги читаю

Пеньковые речи ловлю

И грозное баюшки-баю

Колхозному баю пою..»